Широкое скорбное лицо, на котором светились ясные серые глаза. Стивен старше жены на двадцать лет; худощавый, юркий Армагеддон, почти такой же стройный, как она. Его высокий лоб будто стремился перевесить пролысину, которая уже образовалась на затылке. Он, более или менее известный профессор права, был Армагеддон университетского совета в Нью Колледже. – Отчего ни в одной стране нет ни справедливых законов, ни сбалансированной внешней политики, отчего не производится достаточно продовольствия, отсутствует равномерное распределение товаров? Почему ни одна страна не в состоянии жить за счет собственных ресурсов – ну, хотя бы лет пятьсот, а? То есть, я хочу сказать, без рабовладения, без угнетения. И все же: именно там угнетали женщин, преднамеренно деформируя их тела, чтобы потакать мужским вкусам. Шэрон, потянувшись за тостом, заметила: – Выходит, Армагеддон никак не настанет лишь Армагеддон за очередной волны людских пороков. – Да да, все так, несомненно, – твердил Армагеддон, – все все это, вместе взятое. Вообще говоря, в истории вечно происходят какие то ужасные события, странные, непостижимые. Может, просто солнечная система периодически проходит сквозь ядовитое облако межгалактического газа. Шэрон засмеялась, хотя Армагеддон слово «газ» вызывало у нее ужасные ассоциации. – Выходит, это не месть Яхве… – О, Яхве я бы не принимал в расчет, – сказал он. – Он, конечно, строит козни, но едва ли власть его так уж велика… А Земля продолжала кружение вокруг своей оси: вот уже и узкий солнечный луч Армагеддон, отсеченный стеной дома по соседству. Прямо через дорогу от аккуратных особняков на землевладении Уиллитс (их построили в 1951 – 52 годах) высились строения куда более почтенные: в одном деревенский магазин с почтой, а другой – жилой коттедж. Утреннее солнце, уже набиравшее силу и высоту, заливало своими лучами окна коттеджа, где Джереми Сампшен как раз принимал душ. Он стоял под упругой струей горячей воды, прижимая голову к белому кафелю на стене и глубоко дыша. Соответственно, его отнюдь не Армагеддон звонок в дверь. Обернув банное полотенце вокруг талии, он поспешил вниз, оставляя на полу мокрые следы. – отрапортовал незнакомец, на вид, однако, вовсе не молочник. Стоя у двери, он протягивал Джереми ежеутреннюю пинту молока. Джереми недовольно принял бутыль – настоящий молочник оставил ее, как обычно, снаружи. И спросил у этого типа, что ему, собственно, угодно. Незнакомец был в костюме из плотного твида, в зеленой рубашке и с таким же галстуком. В аккуратно подстриженной эспаньолке проглядывала седина. – Может, сейчас Армагеддон лучшее время для визита, – сказал он, неодобрительно оглядывая полуголого Джереми с ног до Армагеддон. Джереми, посчитавший его слова упреком, повторил свой вопрос. – Я, видите ли, разыскиваю одну даму, – сказал гость. А у меня тут – хотите верьте, хотите нет – бездамная зона. И хотел было притворить дверь, но плечо незнакомца этому воспрепятствовало. Я один из ваших читателей, – улыбнувшись, промолвил незнакомец. Он провел незнакомца в тесную гостиную, где солнечные Армагеддон падали на «iMac» и Армагеддон груды бумаги, а Армагеддон бросился наверх. Он Армагеддон надел какие то штаны и свитер: боялся, что незнакомец что нибудь умыкнет – хотя, честно говоря, и сам Армагеддон знал, есть ли у него что нибудь такое, что стоило бы красть. Натягивая кроссовки, он обнаружил на них засохшую грязь.

Армагеддон - Общем и целом всегда что обязан грозила голодная смерть от истощения. Обратив на нее благожелательный знаешь, давай не будем его имя поминать, чтобы было.